По средневековой Европе стали блуждать слухи о том, что Фламель,
далеко небогатый общественный писарь Парижа, нежданно негаданно
разжился эликсиром бессмертия. Попутно он поставил на «неиссякаемый
поток» производство высшей пробы золота и не только купил участок для
собственной могилы у паперти собора Сен-Жак-ля-Бучинери, но и, очертя
голову, пустился скупать самые роскошные особняки и самые дорогие земли
столицы франции. Версия о неправедности его богатства была
оперативно проверена, криминала найдено не было. Фламелю, который «имел
привилегию и честь» нести большую часть золота лично королю, милостиво
дозволили и впредь помогать государству. Церковь тоже относилась к нему
благосклонно, закрывая глаза на порицаемые и пресекаемые занятия
алхимией, в которых он преуспел. Ещё бы! Ведь Николя Фламель, избранный
почётным членом попечительского клерикального совета, взял на себя
обязательство «при жизни помогать материально, с посмертным переходом
всех нажитых богатств и имущества в святое лоно». Казалось бы,
французское государство создало все условия для того, чтобы Фламель,
как это значится в многочисленных тайных доносах, мог, не опасаясь за
собственную безопасность и безопасность близких, «заниматься противным
богу алхимическим ремеслом дьявольских трансмутаций». Мог, да не
захотел. Более того, чтобы тайно унести ноги из пределов родного
отечества, инсценировал собственную смерть и смерть собственной жены.
Инсценировка, надо признать, прошла блестяще, лишь в 1856 году археолог
Жак Фризо, проведший эксгумацию «официальной могилы» у паперти храма
Сен-Жак-ля-Бучинери, выяснил, что гроб «хоть и относительно цел, но
совершенно пуст, что положено быть при фальсификации». Ну как не
поверить письменному свидетельству известного путешественника и
мецената XVII века Поля Люка: «Как-то в Бурнус-Баши я обсуждал проблемы
герметической философии с неким восточным духовным лидером, и этот
достойный человек был уверен в том, что истинные мудрецы знают способ
продления жизни до тысячи лет. Я возразил, горестно посетовав на судьбу
славного Фламеля, который, несмотря на обладание философским камнем,
теперь, несомненно, мёртв. Собеседник возразил, что я не прав, что ни
Фламель, ни его жена ещё не вкусили смерти. Что он встретил их не более
трёх лет назад в Индии, беседовал с ними, сожалеющими о том, что
никогда впредь не смогут вернуться на родину, откуда бежали, боясь
расправы завистников»?! Люка, ссылаясь на восточного духовного
лидера, также поведал о том, что Фламель бескорыстно помог
возглавляемой им общине. Прямо здесь же, в шатре, насыпав в чашу
крупнозернистый, рыжего цвета порошок и положив туда «меру серебра и
меру ртути, ничего не нагревая, не перегоняя, мгновенно получил
завидный ряд мер отличного по качеству золота». Просвещённые
современники Люка - чиновники высшего ранга, известные учёные, жарко
оппонировали ему, возражая: «Как же так? Согласно личному признанию
Фламеля, первые меры серебра, полученного из ртути, ему удалось добыть
17 января в год Господа 1382-й. 25 апреля из серебра с примесью
таинственного порошка было добыто золото, более мягкое, более ковкое,
нежели природное, естественное. Это сколько же лет прошло, а судя по
беседе с восточным общинником, имевшей место теперь, в XVII веке,
Фламель жив-здоров. Возможно ли столь дерзкое отступничество от
временных пределов, отпущенных каждому смертному Творцом?» Поль
Люка, когда на карту была поставлена его честь, вынужден был открыть
собственную главную тайну. В королевском суде публично заявил, что
неоднократно встречался с Фламе-лем, кочующим по миру, моложавым,
сожалеющим о том, что не может передать людям секрет долголетия, потому
что поклялся на Священном писании запрет не нарушать, ибо долголетие -
залог бессмертия, а бессмертием распорядится только Всевышний в день
страшного суда. Судьи, что понятно, потребовали более веских
доказательств, чем пустые слова. Люка и выложил свой главный
козырь - описание странствий и дел Фламеля, составленное им
собственноручно, причём в XVI-XVII веках. Записки подвергли экспертизе,
сличив почерк оригинала, принадлежавшего Люка, с почерком подлинных
«прижизненных» расписок и нотариальных договоров Фламеля. Вердикт
экспертов был осторожным: «Начертания букв и фраз жизнеописания сильно
напоминают начертания букв и фраз документов городского архива. В
авторстве Фламеля можно сомневаться и не сомневаться в равной степени».
Оснований сомневаться, однако, было достаточно, потому что в архиве
древних актов Парижа изначально хранился, хранится и теперь, заверенный
нотариусом документ, недвусмысленно свидетельствующий о том, что Николя
Фламель без мучений скончался «от дряхлости, вызванной многими недугами
в 1404 году». Странно, но месяц и день кончины в документе
отсутствуют, что дало основания тому же Люка предположить, будто,
фальшивка была подброшена в архив по просьбе «мнимого усопшего»,
выложившего неизвестному лицу за сомнительную услугу крупную сумму
золотом. Люка ещё утверждал, что подлог совершил не кто иной, как
казначей короля Карла VI - приятель Фламеля, потомственный дворянин,
участник опытов по массовому производству золота, переправлявший
драгоценный металл в королевскую казну и казну Ватикана. Имя этого
дворянина - Александр де ла Гримо. Примечательно, что после того, как
его друг якобы скончался, Гримо в течение нескольких лет, используя
остатки рыжего порошка, делал золото лично для себя, забывая об
интересах суверена. За что и поплатился, закончив дни в одной из самых
страшных подземных камер Бастилии, прозванной в народе крысиной норой. На
исходе XX века Союз историков и библиографов Франции благодаря
меценату, пожелавшему остаться неизвестным, разжился цветными
диапозитивами древнего иудейского фолианта, так сказать, основного
источника прозрения Фламеля. О нём в рукописи «Интерпретация
иероглифических образов» оставил такие строки: «Посчастливилось за два
флорина купить очень большую и очень старую книгу с переплётом,
украшенным золотой чеканкой. Начертанная не на бумаге либо пергаменте,
а на древесной коре, содержащая множество рисунков, книга представляла
для меня сплошную загадку, ибо язык её не был латынью, не был греческим
и галльским наречием, которыми я владею. Книга содержала 21 страницу,
каждая седьмая была чистой. Было немало превосходных изображений змей,
крестов и всякой трансмутационной символики. Даже профан понял бы, что
книга - руководство по получению философского камня, дарующего личное
бессмертие наравне со сказочными богатствами». Как догадался
Фламель для расшифровки алхимической символики прибегнуть к содействию
некого Мастера великого делания, служащего в синагоге, примыкающей к
собору святого Якова Кампостельского в Мадриде, остаётся только гадать.
Факт, между тем, остаётся фактом. Мастер открыл Фламелю тайну одной из
великих книг планеты, заострив внимание на том, что подобные
судьбоносные фолианты ни к кому не попадают случайно, что он призван
разделить судьбу Вечного жида - символа грядущего бессмертия
человечества.
|