Трудно найти человека, который не знал бы, кто такой академии Курчатов. Его энергией и талантом был создан атомный щит нашей Родины. И еще неизвестно, как повернулась бы история человечества без подвига Курчатова, которого вполне можно назвать Прометеем XX века. Друг Курчатова, академик А.П. Александров, писал о нем: «Какая прекрасная, какая богатейшая личность буквально сожгла себя без остатка во спасение своей страны, своего народа».

В школе Иоффе

Он был из -провинциалов». Малая родина его - уральский поселок Симский Завод, где отец будущего ученого служил помощником лесничего. Игорю Курчатову не довелось учиться в столичных вузах. Он окончил Таврический университет в Симферополе. Ученым же, физиком, его сделал ленинградский Физтех, как называли и до сих пор называют знаменитый Физико-технический институт имени А.Ф. Иоффе.

В молодые годы Курчатов напоминал Маяковского - такой же высокий, широкоплечий, энергичный, громкий. Ходил в свободной бархатной блузе, двигался быстро, шагал широко, его энергия била через край. И уже первые исследования молодого ученого показали, что он не только талантливый экспериментатор, но и замечательный организатор.

Ну а в том. что физика была истинным призванием Курчатова, не сомневался никто, в том числе и А.Ф. Иоффе - директор Физтеха, папа Иоффе, как любовно называли своего научного руководителя многочисленные ученики.

Иоффе жил в здании института. Его квартира соседствовала с лабораторными помещениями. Частенько, в поздний час, зайдя осмотреть -свои владения», Абрам Федорович обнаруживал Курчатова за опытами. - Игорь Васильевич был беспредельно предан науке, - вспоминал Иоффе. - Почти систематически приходилось в полночь удалять его из лаборатории».

Цепная реакция

Все больше и больше научные интересы молодого Курчатова сосредоточивались на изучении физики атомного ядра. Еще в предвоенные годы он выступил с докладом -Деление тяжелых ядер», в котором утверждал, что время практического овладения цепной ядерной реакцией уже не за горами, а потому весьма актуальным становится строительство атомного реактора.

Иоффе не ограничивал Курчатова, хотя и ждал разноса от вышестоящего начальства за -нерациональное» расходование государственных средств, за исследования, -далекие» от практики, как тогда казалось.

В конце 1938 года физиков всего мира взволновало сообщение об открытип французским ученым Фредериком Жолио-Кюри реакции деления ядер урана при бомбардировке их нейтронами. Физики заговорили о возможности развития цепной, лавинообразной реакции, сопровождаемой взрывным выделением невероятного количества энергии.

С середины 1940 года в научных журналах США исчезли статьи об атомных исследованиях. Стала ясной их военная направленность. Это не могло не насторожить наших ученых. Незадолго до июня 41-го академик Н.Н. Семенов обратился в Наркомат тяжелой промышленности с письмом, в котором прямо писал о необходимости создания атомной бомбы. И эти работы начались бы уже тогда, но разразилась Великая Отечественная война, поставившая перед физиками иные задачи первостепенной важности. Игоря Васильевича с группой ученых направили в Севастополь, где они разрабатывали защиту кораблей от немецких магнитных мин. Труд физиков был нелегким и опасным.

Разговор со Сталиным

Между тем сотрудник Курчатова по Физтеху Г.Н. Флеров, находясь на фронте, в действующей армии, бомбил письмами все инстанции, доказывая, что необходимо срочно взяться за исследования цепных ядерных реакций.

«Нельзя оставлять надежды на успех в осуществлении атомного оружия-, - писал он академику А.Ф. Иоффе. Весной 1942 года Флеров обратился с письмом к Сталину. -Надо, - убеждал он вождя, - не теряя времени, делать урановую бомбу».

Разведка доносила, что в США и Германии уже ведутся работы по созданию оружия невиданной разрушительной силы. Это заставило и советское руководство подумать о том же и наконец всерьез взяться за решение проблемы. Рассказывают, что Сталин пригласил в Кремль академиков Иоффе, Вернадского, Капицу и Хлопина и задал вопрос: «Реальна ли атомная бомба?». Академики ответили утвердительно. Тогда Сталин спросил: «Кто у нас может руководить этой работой?». Иоффе без колебаний предложил Курчатова.

Сталин вызвал Игоря Васильевича, объяснил, на какое дело хотят его поставить. «Дайте подумать. Слишком ответственное поручение», - якобы ответил физик. - Что ж, подумайте, - сказал вождь, раскуривая трубку. - Даю вам на размышления три дня». 11 февраля 1943 года вышло постановление о назначении Курчатова научным руководителем Атомного проекта, как стали именовать грандиозную задачу создания в СССР атомной бомбы. В том же году Курчатов был избран академиком.

Лаборатория №2

По решению правительства в Москве появилась особая сверхсекретная Лаборатория №2, которая через несколько лет превратилась в Институт атомной энергии, ныне носящий имя И.В. Курчатова.

Не все коллеги Игоря Васильевича одобрили его назначение на столь высокую должность. Одни - из-за обыкновенной человеческой зависти. Другие - из-за недоверия. Были и такие, кто предрекал Курчатову неминуемый провал. Но академик меньше всего обращал внимание на прогнозы маловеров и с обычной для него энергией ворвался в новое, архиважное дело.

Он подчинялся непосредственно всесильному наркому внутренних дел Лаврентию Берии, назначенному куратором «Атомного проекта». В здании на Лубянке и в Кремле Игорю Васильевичу выделили по кабинету, где он часами читал разведматериалы, поступавшие из США.

В сентябре 1944 года Курчатов писал Берии: «Я занимался изучением новых, весьма обширных (3000 страниц текста) материалов, касающихся проблемы урана. У них - невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил».

До окончания войны нашим ученым атомную бомбу создать не удалось. А в июле 1945 года на Потсдамской конференции глав государств антигитлеровской коалиции американский президент Гарри Трумэн как бы между прочим сообщил Сталину о взрыве в США, в пустыне Аламогордо, первой в мире атомной бомбы. Прошло совсем немного времени, и в августе того же года Трумэн одобрил приказ об атомной бомбардировке японских городов Хиросимы и Нагасаки.

Семипалатинский взрыв

Сталин и Берия торопили советских физиков. Конструирование бомбы началось в специальном конструкторском бюро недалеко от Арзамаса. Работой руководил физик Ю.Б. Харитон, но в Кремль обычно вызывали Курчатова. Берия кричал на него и топал ногами. Возвращался Игорь Васильевич домой лишь под утро совершенно разбитым.

Первая советская атомная бомба создавалась невероятным напряжением нравственных и физических сил. И, конечно, больше всего этих сил потребовалось от Курчатова. 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахстане бомба была взорвана. На рассвете взметнулся ввысь гигантский гриб - облако чудовищного взрыва. Рассказывают, что в тот миг Курчатов бросил лишь одно слово: "Вышло!».

А следом началась эпопея гонки в создании еще более мощного, термоядерного оружия - водородной бомбы.

Права на ошибку не существовало. Нечеловеческие нагрузки, опасные дозы облучения подорвали могучее здоровье академика Курчатова. Воскресным утром 7 февраля 1960 года Игорь Васильевич приехал в подмосковный санаторий Барвиха навестить Харитона. Курчатов был в отличном настроении. Решили прогуляться по зимнему парку. Вышли. Игорь Васильевич выбрал скамейку, смахнул с нее снег. Харитон начал рассказывать о результатах последних опытов и не сразу заметил странное молчание. Повернулся к неподвижно застывшему Курчатову. Тот был мертв. Как позже выяснилось, маленький сгусток крови, тромб, перекрыл сердечную артерию...

Курчатов прожил мало, всего 57 лет, не осуществив, наверное, и половины своих идей в науке, в том числе в освоении мирного атома. Он любил говорить с сожалением: «Хороша наука физика, только жизнь коротка...»