|
Российским физиолог Иван Тарханов, внёсшии большой
вклад в изучение центральной нервной системы и процессов мышления, не
сомневался в том, что мозг хранит столько тайн, сколько в нём клеток.
И, несомненно, одной из самых интригующих загадок мозга является
летаргический сон. Дыхание, кровообращение,
сердцебиение настолько сильно угнетены, что трудно определить, жив
человек или мёртв. Не удивительно, что во времена, когда не было
регистрирующей смерть аппаратуры, людей, погружённых в такой сон,
считая умершими, погребали заживо. Леденящую кровь коллекцию
случаев, в которых отражены факты ложной смерти, похорон, эксгумаций
мнимых покойных и их последующей долгой жизни, собрал американский
писатель Алан Эдгар По. Собрал в качестве заготовок для будущих новелл
и рассказов. В выигрыше, наряду с обывателями, любящими всякого рода
страшилки, оказались учёные - физиологи, психиатры, нейрофизиологи. Мы,
в свою очередь, воспользуемся фрагментами документального наследия
Эдгара По и автора книги «Дух и тело» Ивана Тарханова, предоставивших
немало интересного по части феномена так называемого криминального
летаргического сна. Склеп воскресших подростков Страх
быть погребёнными заживо связан с семейством Тэрлэй, проживавшим в
начале XIX века в пригороде Бостона. Для этого, разумеется, имелись
веские причины, сводящиеся к тому, что дети из рода шотландских
эмигрантов то и дело впадали в летаргический сон. Младшие Тэрлэй
могли проспать месяц-два. Тех же, кто пребывал в «окостенелой
неподвижности» до полугода и более, несли на кладбище, где оставляли на
специальном столе, в специальном отапливаемом склепе. Если тело
начинало разлагаться - предавали земле. Если нет - оставляли лежать,
вплоть до «воскрешения». По поводу всех этих процедур Эдгаром По
оставлена ремарка: «Упрямое стремление Тэрлэй погребать своих мнимых
мертвецов спровоцировало судебные слушания за издевательства над
живыми. Тэрлэй воззвали к здравому смыслу присяжных, пояснив, что, как
истинные христиане, они не могли оскорблять души отошедших к Богу,
лишая последнего приюта так же их тела». Тэрлэй оправдали, приняв во
внимание обстановку непрекращающихся психических травм, которым они
подвергались, когда кто-нибудь из них засыпал в прямом смысле мёртвым
сном. Особенно преследовала напасть членов семьи по имени Макс.
Максов Тэрлэй, отчаявшись разбудить их даже посредством горячих утюгов
к ступням, хоронили вплоть до 1903 года. При свидетелях вскрывали
гробы, извлекая из неглубокой ниши, после того, как смотритель склепа,
услуги которого оплачивались мэрией, начинал слышать «подземные звуки»
- стоны, крики, глухие удары о дерево. Эдгар По, принявший участие в
двух процедурах эксгумации, что явствует из его записок, более всего
был потрясён тем, что «воскресшие» Максы, психически, вроде бы,
нормальные, принимались блуждать по кладбищам, отвергнув удобства
зажиточного поместья, предпочитали дневать и ночевать в склепах,
уверяя, что общаются с мёртвыми, оказывая прямое посредничество мёртвых
с живы ми». Сомнительно, конечно, что психика Максов осталась в норме.
Попытаемся в этом разобраться на примере первого из воскресших Максов,
мытарства которого отразились в записках Эдгара По. На грани смерти Весной
1845 года одиннадцатилетний Макс Тэрлэй заболел малярией. Самочувствие
подростка ухудшалось настолько стремительно, что через двое суток
доктор Фрэй Розенберг констатировал смерть, потребовав, чтобы из-за
того, что заболевание «крайне инфекционно», тело немедленно предали
земле. Родственники подчинились. Но в первую ночь после похорон
родителям Макса приснился «синхронный сон», будто их сын, корчась в
гробу и задыхаясь, умоляет, во избежание его действительной смерти,
бежать на выручку. И побежали, вооружённые фонарями и ломами
шестеро соседей-фермеров, под предводительством отца подростка
Александра. Далее, как свидетельствует Эдгар По, из-под плиты отчётливо
послышались шорохи, всхлипывания и стуки. Поднятая крышка гроба лишила
Тэрлэя старшего надежды. Было ясно, что парнишка отчаянно пытался
выбраться, потому что лежал на боку, крепко сжав кулаки, явно не в той
позе, в какой погребли. Родители решили перенести ребёнка в лечебницу
доктора Розенберга. Фрэй Розенберг сказал, что ошибся в диагнозе
малярии, что теперь он не сомневается в том, что Макс крепко спит
лунатическим сном. Подростка определили в пристройку основного дома
фермы, приставив надзирать за ним старшую сестру Эмми. В общей
сложности Макс до начала своих «каннибальских мытарств» проспал ровно
четыре месяца. Затем, как со слов Эмми Тэрлэй передаёт Эдгар По, Макс
ночами, с закрытыми глазами, отправлялся в направлении ближайших двуос
погостов. Родители выяснили, что сначала Макс до рассвета блуждал между
могил, потом брёл домой, ложился в постель. Удивляло то, что без еды и
питья парнишка изрядно набирал в весе. Доктор Розенберг, искренне
желая «пробудить Макса для полнокровной жизни», пошёл на странное с
медицинской точки зрения действие. Взялся вызвать искусственное
«сотрясение мозгов», влив в горло початую бутылку виски. Как ни
странно, помогло. Макс перестал спать днём, помогал по хозяйству,
посещал церковь. Днём - человек, как все. Но только днем... «Ночью,
- пишет Эдгар По, - Макс блуждал, был опасен для окружающих, даже для
членов семьи, которых не узнавал». Фрэй Розенберг, как лечащий врач не
могущий оставаться равнодушным к «лунатическому озверению» подростка,
дознался, что летаргический, сопровождающийся симптомами лунатизма сон,
навалился на семейство Тэрлэй после эпидемии малярии. Малярию в
первой половине позапрошлого века лечили исключительно хиной. Мистер
Розенберг, следуя традициям, обзавёлся хинными пилюлями и настоями,
начав пользовать всем этим Макса в периоды «дневного просветления
мозгов». Кое-какие подвижки к лучшему проявились сразу - иногда вечером
парнишка засыпал, как все. Как все, пробуждаясь утром. Кладбищенские каннибалы Наука
трактует лунатизм как расстройство сознания, при котором, независимо от
воли и желания субъекта, «автоматически» совершаются хождения с
закрытыми глазами, бывают всевозможные формы извращений и насилий.
Выявлено также, что нередко происходят «слияния» лунатизма с
летаргическим, мнимым сном. Иван Тарханов, ставя эти патологии в один
ряд, не рассматривал подростков семьи Тэрлэй как психически
уравновешенных. Характеризовал их действия в состоянии помрачения
однозначно: «Максы не были преступниками, ибо не ведали того, что
вытворяли, когда по-звериному пальцами, словно когтями, выкапывали
свежие могилы, разбивали гробы, пальцами разрывали усопших, поедая их.
Последнего такого подростка Макса Тэрлэя родственники осквернённой
покойной девочки пристрелили в 1903 году. После чего Тэрлэй исчезли из
Бостона, воспользовавшись юридическим правом изменить фамилию. В
качестве резюме воспользуемся гипотезой современного учёного Андрея
Вельского, изучающего криминальные аспекты летаргического сна,
лунатизма с позиций генетики. Он настаивает на том, что за
каннибальские «пиршества» юных Тэр-лэев отвечает некий генетический
сбой, передающийся по наследству. В случае с первым Максом Тэрлэем,
ставшим каннибалом, генетический сбой вызвала тяжёлая форма малярии. И
горькие лекарства доктора Розенберга тут ни при чём. По словам
Вельского, ему удалось вникнуть в механику каннибальского генетического
сбоя. Это означает, что страшный недуг можно победить.
|
